газету «Юг». Собери все отчёты о ведении хозяйства и об уплате налогов за эти годы. Пожалуй, тебе на сегодня заданий больше нет. А я прогуляюсь по городу.

Она надела своё любимое чёрное платье, купленное в салоне на Елисейских полях, полупальто с муфточкой и шляпку с вуалью. Вуаль была с крупными чёрными кружочками, это мешало смотреть, но и хорошо скрывало лицо.

Лиля вышла из своего дома на Витовской улице, что был неподалёку от почтово-телеграфной конторы, и пошла на Суворовскую, где находились три стоянки извозчиков, или, как их называли в Херсоне, биржи. Одна была на перекрёстке с Воронцовской улицей, другая — на перекрёстке с Ришельевской, а третья — на перекрёстке с Потёмкинской улицей.

Лиля неспешно шла по булыжной мостовой. Она поездила по Европе, бывала в столицах и провинциях, видела выдающуюся архитектуру и великолепные природные ландшафты, всё это затмило бы собой губернский город Херсон, если бы… Если бы этот город не был ей родным. Она вовсе не скучала по нему, но теперь, ступив на эту землю, поняла, как ей не хватало этого города, этого воздуха, этого мира. Лиля шла по Суворовской, читая вывески справа и слева от себя. И каждая была знакома ей с детства. Дом Гурфинкеля, в нём находится «Русско-Азиатский Соединённый банк». Магазин Пембека. Мануфактурный магазин Тотеша. Магазин игрушек. О, этот магазин игрушек! Здесь продавались самые лучшие игрушки, всегда были новинки, здесь исполнялись самые заветные желания всех херсонских детишек. Лиля с улыбкой прошла мимо, вспомнив, сколько счастливых минут пережила она в этом магазине. Тогда ей казалось, что всё счастье мира находится в этих стенах.

Фотоателье Можаровского — сюда её приводили каждый год в день рождения. Надо, кстати, поискать детские фотографии. Старики Мещеряковы торжественно приводили на фотосъёмку свою дочь. На первом этаже находилась фотолаборатория, на втором — непосредственно фотосалон. Фотограф Можаровский имел золотую медаль на Станиславской ленте по представлению Великого Князя Александра Михайловича, чем очень гордился и этим привлекал клиентов.

Далее — аптекарский и косметический магазин провизора Пинтера. А головные уборы! Надо как-нибудь заглянуть сюда, посмотреть, что носят херсонские модницы.

На перекрёстке с Успенским переулком — дом Меттер. В первом этаже дома — кафе и кондитерская, во втором этаже — «Херсонское отделение Соединённого банка». Здесь же книжный и писчебумажный магазин Золотарёва.

Ещё одно фотоателье. Потом кондитерская Горохова. Лиля и сейчас помнит вкус пирожных и сладкие запахи кондитерских изделий. К сожалению, не так часто ей разрешали есть сладкое — берегли зубы. Детская мечта: накопить денег, прийти сюда и попробовать все-все пирожные. Сюда она обязательно придёт исполнить свою детскую мечту.

Далее торговый дом Юрия Иевлева — владельца склада аптек, косметических, резиновых, хирургических, перевязочных, фотографических и оптических товаров.

А вот и знаменитая херсонская аптека, открытая в 1828 году ещё при губернаторе Августе Фёдоровиче Комстадиусе. Возле аптеки, как и раньше, дежурил полицейский. Здесь никто никогда не нарушал порядка, но полицейский неизменно стоял на своём посту.

Улица была вымощена гранитом, повсюду — электрические фонари. По воскресным, праздничным и царским[1] дням по Суворовской и Ришельевской улицам солдаты проходили торжественным маршем. А по вечерам по Суворовской от Потёмкинской до Торгового переулка обычно степенно и неторопливо дефилировали горожане, они ходили туда и обратно. При этом замужние дамы и девицы прогуливались по разным сторонам улицы.

Лиля приблизилась к стоянке извозчиков. Они наперебой стали зазывать её к себе. Здесь были одноконные и пароконные экипажи, брички и фаэтоны с откидным верхом. У каждого извозчика была бляха жёлтой меди в форме эллипса, на которой было написано: «Херсонская городская управа. Извозчик №… Год выдачи…» Бляхи выдавались на один год, потом надо было возобновлять её. Глядя на галдящих извозчиков, Лиля подумала, что ничего не изменилось, несмотря на её длительное отсутствие. Показалось, что даже лица ей знакомы.

Она взяла пароконный экипаж. Обрадованный её выбором извозчик засуетился, приговаривая:

— Щас, барышня, сей момент. Отвезу, куда скажете, — он помог ей хорошо умоститься, занял своё место, взял в руки поводья и с готовностью спросил: — Куда прикажете?

— Голубчик, покажи-ка мне свой город. Провези меня по главным улицам.

— Барышня приезжая? — поинтересовался возница.

— Да, я из Парижа, — коротко и строго ответила Лиля, давая понять, что далее беседовать не намерена и в комментариях кучера не нуждается.

Две ухоженные лошадки безропотно повезли их прямо по Суворовской и, пересекая Говардовскую, оказались на Лютеранской. Она так называлась потому, что здесь стояла кирха — лютеранская церковь. Лиля ни разу в жизни не видела ни одного живого лютеранина в Херсоне, не знала, чем отличается лютеранская церковь от католической, что на одноимённой улице, но, тем не менее, здесь была лютеранская церковь. С другой стороны был большой Александровский парк. Он был разбит между городом и крепостью на месте бывшего ипподрома — это Лиле ещё в детстве рассказывали. Далее по Лютеранской шёл, как его именовали местные, «красивый дом» городского головы Блажкова — тоже что-то в лютеранской манере, необычной для южного города. Проезжая мимо этого архитектурного шедевра, кучер не сдержался и нарушил молчание:

— Тут теперь аглицкий консул живёт.

А вот далее возница повернул налево, и Лиля по правую руку увидела Елизаветградскую тюрьму. Что-то очень неприятно кольнуло внутри. У неё было давнее воспоминание детства: ей было лет шесть, когда они с Капитолиной Захаровной шли по Говардовской и увидали строй арестантов, идущих из Земского арестного дома в Губернскую тюрьму, которую в городе называли Тюремным замком — за то, что она имела вид замка с четырьмя башнями-бойницами по углам. Их вели в кандалах посреди улицы, связанных цепями, которые были на руках и ногах, а железо гремело на всю округу. Измученные острожники в оборванных одеждах имели жалкий вид. Любопытные прохожие, остановившиеся поглазеть на колодников, в большинстве своём со сдержанным состраданием смотрели на них. Кое-кто крестился, кто-то шёпотом читал молитву, кто-то даже бросал в строй продукты. Лиля, то есть тогда Маша, тогда была потрясена увиденным: она очень испугалась этих людей, такими они показались ей страшными. А Капитолина Захаровна осенила их крестом вслед и произнесла:

— Несчастные люди…

Девочка тогда так и не поняла — бояться их нужно или жалеть. Но этот яркий эпизод из детства остался с ней на всю жизнь. Она боялась встретить таких людей ещё раз. А ещё больше боялась сама оказаться в таком строю…

Лиля отвернулась и стала рассматривать Александровский парк с тыла, если можно так сказать. Тем временем они проехали резиденцию Херсонского генерал-губернатора и свернули на